Усы, лапы и хвост- вот мои документы!
.Зарисовка, когда-то написанная. Когда ЕХО собирались конкретно разделить и "китайцев" отправить покорять Китай.
Тихие ночи.
Все пытаются вести себя нормально. Ну а что еще можно сделать, когда сделать ничего нельзя? – только вести себя нормально. Слишком громко смеяться на любую, даже самую неудачную шутку, с неподдельным интересом интересоваться, чем сегодня планируют их кормить и подчеркнуто безразлично следить за тем, как «китайцы» подчеркнуто безразлично пакуют чемоданы. И, то и дело, пропадать куда-то, наплевав на графики и тренировки. Выволочки менеджеров уже не действуют. Да и менеджеры, поняв, что – бесполезно, не то чтобы усердствуют. В конце концов, эта неделя не будет бесконечной. В конце концов, эта неделя закончится слишком быстро. И макне утягивает Луханя куда-то. «На час» и «мы скоро». Возвращаются под утро. Спроси, где были - начнут перечислять. Везде. И нигде. Вдвоем – все, что имеет значение. Дверь хлопает слишком громко, ботинки отшвыриваются слишком резко, Сэхун, почти бегом, преодолевает темный холл, влетая в их общую комнату. Через минуту из соседней выходит сонный Минсок. Он находит Луханя на кухне и они молча пьют купленный по дороге «лучший баблти – все вкусы». До подъема. Лухань смотрит то в светлеющее окно, то в стол.
Крис с Чанёлем каждую свободную минуту режутся в видеоигры. Никто из них не фанат – Крису быстро надоедает, а Чанёль терпеть не может проигрывать, но оба с остервенением терзают джойстики. FIFA сменяет Dota.
За день до отлета «китайцев» пропадает Чен. Всю неделю он ржет, троллит макне до того, что тот швыряется пультом и рычит «скорей бы вы уже свалили», дает под руку тысячу советов Чанёлю, пока Ифань, окончательно выведенный из себя, не пытается за шиворот выставить его вон, в процессе наступает на джойстик, после чего Чанёль с минуту рассеянно крутит в руках оставшийся бесполезным второй. В тот день, до отбоя, Чанёль бренчит на гитаре, а Ифань даже что-то мурлычет себе под нос. Вечером пятого дня Чен съедает всю готовку, что с неловкой улыбкой и вопросом «может, закажем пиццу?», предлагает Джунмён. Джунмён готовит плохо, но с чего взялся сегодня – понимают все. И едят, пока тот кусает губы, хмурится в тарелку, выходит зачем-то, а через пять минут звонок в дверь возвещает о доставке. Пицца разлетается на ура. Чен упрямо собирает с тарелки остатки конджи.
- Ты жжешь, лидер-хён! – наконец выдает он, откидывается на спинку стула и стреляет в лидера из пальца. Как всегда непонятно, это была благодарность или издевка, но Джунмён вспыхивает одной из этих своих невероятных улыбок. Чен сыто гладит живот, - о, еще и десерт!
- Пошел ты! – Джунмён хохоча, прикрывает лицо руками, и теперь смеются уже все.
На шестой день вечером Чонин находит Чена на крыше.
Про Чена начинают спрашивать после обеда. Не то, чтобы искать по-настоящему. Скорее - отметить для себя, кто на этот раз. Когда Чен не появляется к ужину, Чонин уверенно идет на крышу.
Чен сидит прислонившись к стене, подобрав ноги и обхватив колени руками. Смотрит куда-то прямо перед собой. Приподнимись он повыше, возможно вид и стоил бы того, чтобы смотреть на него несколько часов кряду – вечерний Сеул вполне достойное зрелище, но Чен сидит слишком низко, прямо на настиле и перед ним только кладка парапета той стороны здания и душная августовская темнота. Перенасыщенная жарой, влагой и ором цикад. Слишком живая и прилипчивая, чтобы разделить одиночество.
Чонин не уверен. Можно остаться, но уйти – тоже вариант. Он глубоко прячет руки в карманы бермуд и пару раз бьет носком по настилу. Решает. Решается. Но Чен успевает первым.
- Я не отступлю.
- Знаю, – Чонин размашисто пинает ногой несуществующий камешек, садится рядом. – Но ты не победишь.
- Знаю. Зато хоть нервы тебе потреплю.
- Уже, – Чонин пожимает плечами и откидывает голову. Прикрывает глаза. Кто сказал, что ночи тихие? Эта режет по ушам циркулярной пилой.
Тихие ночи.
Все пытаются вести себя нормально. Ну а что еще можно сделать, когда сделать ничего нельзя? – только вести себя нормально. Слишком громко смеяться на любую, даже самую неудачную шутку, с неподдельным интересом интересоваться, чем сегодня планируют их кормить и подчеркнуто безразлично следить за тем, как «китайцы» подчеркнуто безразлично пакуют чемоданы. И, то и дело, пропадать куда-то, наплевав на графики и тренировки. Выволочки менеджеров уже не действуют. Да и менеджеры, поняв, что – бесполезно, не то чтобы усердствуют. В конце концов, эта неделя не будет бесконечной. В конце концов, эта неделя закончится слишком быстро. И макне утягивает Луханя куда-то. «На час» и «мы скоро». Возвращаются под утро. Спроси, где были - начнут перечислять. Везде. И нигде. Вдвоем – все, что имеет значение. Дверь хлопает слишком громко, ботинки отшвыриваются слишком резко, Сэхун, почти бегом, преодолевает темный холл, влетая в их общую комнату. Через минуту из соседней выходит сонный Минсок. Он находит Луханя на кухне и они молча пьют купленный по дороге «лучший баблти – все вкусы». До подъема. Лухань смотрит то в светлеющее окно, то в стол.
Крис с Чанёлем каждую свободную минуту режутся в видеоигры. Никто из них не фанат – Крису быстро надоедает, а Чанёль терпеть не может проигрывать, но оба с остервенением терзают джойстики. FIFA сменяет Dota.
За день до отлета «китайцев» пропадает Чен. Всю неделю он ржет, троллит макне до того, что тот швыряется пультом и рычит «скорей бы вы уже свалили», дает под руку тысячу советов Чанёлю, пока Ифань, окончательно выведенный из себя, не пытается за шиворот выставить его вон, в процессе наступает на джойстик, после чего Чанёль с минуту рассеянно крутит в руках оставшийся бесполезным второй. В тот день, до отбоя, Чанёль бренчит на гитаре, а Ифань даже что-то мурлычет себе под нос. Вечером пятого дня Чен съедает всю готовку, что с неловкой улыбкой и вопросом «может, закажем пиццу?», предлагает Джунмён. Джунмён готовит плохо, но с чего взялся сегодня – понимают все. И едят, пока тот кусает губы, хмурится в тарелку, выходит зачем-то, а через пять минут звонок в дверь возвещает о доставке. Пицца разлетается на ура. Чен упрямо собирает с тарелки остатки конджи.
- Ты жжешь, лидер-хён! – наконец выдает он, откидывается на спинку стула и стреляет в лидера из пальца. Как всегда непонятно, это была благодарность или издевка, но Джунмён вспыхивает одной из этих своих невероятных улыбок. Чен сыто гладит живот, - о, еще и десерт!
- Пошел ты! – Джунмён хохоча, прикрывает лицо руками, и теперь смеются уже все.
На шестой день вечером Чонин находит Чена на крыше.
Про Чена начинают спрашивать после обеда. Не то, чтобы искать по-настоящему. Скорее - отметить для себя, кто на этот раз. Когда Чен не появляется к ужину, Чонин уверенно идет на крышу.
Чен сидит прислонившись к стене, подобрав ноги и обхватив колени руками. Смотрит куда-то прямо перед собой. Приподнимись он повыше, возможно вид и стоил бы того, чтобы смотреть на него несколько часов кряду – вечерний Сеул вполне достойное зрелище, но Чен сидит слишком низко, прямо на настиле и перед ним только кладка парапета той стороны здания и душная августовская темнота. Перенасыщенная жарой, влагой и ором цикад. Слишком живая и прилипчивая, чтобы разделить одиночество.
Чонин не уверен. Можно остаться, но уйти – тоже вариант. Он глубоко прячет руки в карманы бермуд и пару раз бьет носком по настилу. Решает. Решается. Но Чен успевает первым.
- Я не отступлю.
- Знаю, – Чонин размашисто пинает ногой несуществующий камешек, садится рядом. – Но ты не победишь.
- Знаю. Зато хоть нервы тебе потреплю.
- Уже, – Чонин пожимает плечами и откидывает голову. Прикрывает глаза. Кто сказал, что ночи тихие? Эта режет по ушам циркулярной пилой.
@темы: mine
-
-
14.11.2021 в 17:57